Неудачи с препаратами

Работа с микропрепаратами раз за разом ставила меня в идиотское положение.

Проблемы возникали из-за несовпадения между тем, что можно наблюдать в окуляре микроскопа, и тем, что следует об этом знать.

Изображая растительную клетку, я старательно зарисовывал препарат кожицы лука, в котором, конечно же, половину органелл было не разглядеть.

Когда надо было «угадать» неподписанный препарат (поперечный срез хвоинки или кортиевого органа) — мои лень и неглубокая память снова мешали выполнить задачу.

В итоге выходило, что самые типичные образцы, которые надо было просто запомнить в процессе подготовки, становились для меня подлинным сюрпризом, внушая трепет и неуверенность перед непредсказуемостью высокомерной органической материи.

Зато наблюдения за живой каплей воды, кишащей неизбежно для меня безымянными видами коловраток, инфузорий, одноклеточных водрослей — всегда дарили глубокую радость открытия новой, неведомой жизни.

Так вышло, что эти провалы на подступах к науке и радость незнания генетически стали одним из методов Лесной газеты.

Об этом стоило сказать, поскольку я не ученый, и нет нужды делать вид, что моё знание не-личностно и вне-исторично.

И. Д.

Этот препарат растительной ткани у меня с детства. Клеточная структура деградировала, клей кристаллизировался — и с годами материя сделалась такой же кашеобразной, как мой стародавний взгляд на неё.

Разрезы

Интересный случай с плотом

Кто из нас в детстве не мечтал построить плот из пенопласта, автомобильных камер, бревен, в конце концов, чтобы отправиться на нем в чарующее путешествие? На таком плоту обязательно, как у Гекельберри Финна, должен быть маленький домик: от этого путешествие будет овеяно уютом маленькой, но гордой крепости, приюта.

Это очарование можно счесть признаком разреза: желание влиться в него, скользить внутри и видеть природу. В случае с путешествием на плоту по реке наличие разреза можно признать.

Но есть и более сложный пример.

В 1947 году Тур Хейердал и его отважные спутники проделали путь от западного побережья Южной Америки до Полинезии. Путешествие по открытому океану они осуществили именно на плоте — «Кон-Тики» — построенном, как они были убеждены, по древним технологиям туземных обитателей Анд.

Весьма необычная ситуация — плот в океане — побуждает задаться вопросом: было ли путешествие Кон-Тики основано на разрезе?

Отсутствие зримого следа разреза — линии, пролома, траншеи — не должно смущать. Наоборот, задуматься надо о сущностных признаках разреза.

Было ли преодоление океана на плоту способом рассказать правду о природе?

Путешественники не раз отмечают, что морская природа буквально выплескивалась на их плоское судно. По утрам они обнаруживали палубу усеянной летучими рыбами. Акулу на борт можно просто втянуть за жабры — благодаря тому, что плоскость плота и океана сливаются. Кон-Тики обрастал водорослями, населялся крабами, моллюсками, сопровождался стайками рыб-прилипал.

Скользящий по поверхности воды плот выявил смысл этой границы, этой поверхности. Он стал маленькой моделью разделения воздуха и воды, и той части природы, что живет вокруг этого разделения.

Значит: да — плот добыл кое-какие сведения о природе.

Были ли путешественники увлечены, направлены желанием?

Если отбросить внешний фактор (стремление к цели), то в их рассказах сквозит упоение течениями и ветрами, погруженность в ритм волн, солнца. Их зависимость от паруса и безвременья соленых брызг.

Это увлеченность чем-то сложно определяемым: ведь в море нет обочины, стремящейся к горизонту.

Два признака обнаружены: вскрытие правды природы и увлеченность её раной.

Стоит признать: разрез был.

Но не привычный нам, обитателям суши.

Разрез, создаваемый самим путешествующим существом — и исчезающий сразу за ним; незаметный, полостной разрез, разрез-фантом: вот что вело Кон-Тики.

Водомер. — Hydrometra lacustris L. (фиг. 229)

Движения его так быстры, так ловки, что невольно засмотришься! Он скользит по поверхности, как по паркету, как конькобежец на коньках по ровному льду. В особенности же приятно смотреть на него на гладкой зеркальной поверхности большой лужи, какие образуются весной в лесах от растаявшего снега. Легко, воздушно несется он по этой поверхности вод и действительно как бы измеряет её своими длинными паучиными ногами. Но вот подул лёгкий ветерок, зарябило слегка поверхность воды, и водомер, опасаясь, как бы его не залило, не затопило водой ¹, спешит укрыться в прибрежную осоку или присесть на листок какого-нибудь плавучего растения. Проходит час, проходит другой, затихает ветер, затихает волнение, и снова скользит водомер по зеркалу вод, и снова измеряет его своими порывистыми скачками.

Быстроте и легкости его передвижений способствует особое приспособление лапок, которые покрыты всегда жиром. Если окунуть их на минуту в эфир, то жир сойдет, и, лишившись его, водомер потонет. Кроме того, это жировое скопление можно отлично видеть на тени от лапок. Очертания её показывают, что концы их производят на поверхности воды углубления.

Достать этого клопа можно повсюду: во всяком болоте, всяком пруду и даже, как мы выше сказали, во всякой лесной луже. Но поймать его довольно хитро, так как он столь быстро передвигается, что, прежде чем наметишься на него сеткой, он уже будет от вас в нескольких шагах. Я его ловил обыкновенно весной в лужах. Здесь его легче, да и числом он больше. Кроме того, здесь ловить его можно не сеткой, а просто стеклянной банкой, что также удобнее. Я, по крайней мере, ловил его так, и не бывало случая, чтобы не возвращался без нескольких экземпляров.

Н. Ф. Золотницкий
«Аквариум любителя»